|
7. Как закончилось это приключение
- На что глядеть? - спросил Эдмунд.
- Посмотрите на рисунок на золоте, - сказал Каспиан.
- Маленький молоточек с алмазной звездой над ним, - произнес Дриниэн.
- Но я же видел это где-то раньше.
- Видел! - воскликнул Каспиан. - Ну, конечно же, видел. Это герб одного
из великих родов Нарнии. Это браслет Лорда Октазиэна.
- Негодяй, - обратился Рипичип к дракону, - не сожрал ли ты Нарнианского
лорда?
Но дракон отчаянно замотал головой.
- Или, может быть, - предположила Люси, - это и есть сам Лорд Октазиэн,
превратившийся в дракона - понимаете, заколдованный.
- Ни то, ни другое совершенно необязательно, - заявил Эдмунд. - Все
драконы собирают золото. Но, я думаю, мы можем быть уверены в том, что
дальше этого острова Октазиэн не добрался.
- Ты не Лорд Октазиэн? - спросила Люси дракона и затем, когда он печально
помотал головой, добавила:
- Ты случайно не кто-нибудь заколдованный - я имею ввиду, какой-нибудь
человек?
Дракон яростно закивал.
И тогда кто-то спросил - потом люди спорили, кто это сказал первым
- Люси или Эдмунд:
- Ты - ты случайно не Юстас?
И Юстас закивал своей ужасной драконьей головой и стал бить хвостом
по воде. Все отскочили назад (некоторые из матросов с восклицаниями, которые
я не стану повторять здесь), чтобы уберечься от огромных кипящих слез,
которые полились из его глаз.
Люси очень старалась утешить его и даже набралась смелости поцеловать
чешуйчатую морду, и все вокруг говорили: "Вот не повезло бедняге", а некоторые
уверяли Юстаса, что будут поддерживать его, и многие сказали, что наверняка
должен быть какой-то способ расколдовать его, и что через пару дней они
приведут его в полный порядок. И, конечно же, все очень хотели услышать
его рассказ, но он не мог говорить. Несколько раз в последующие дни он
пытался написать свой рассказ на песке, но ему никак не удавалось это сделать.
Во-первых, Юстас, никогда не читавший правильных книжек, понятия не имел,
как правильно описать свои приключения, и, кроме того, мышцы и нервные
окончания лап дракона, которые ему приходилось использовать, никогда не
учились писать, и уж конечно, в любом случае не были приспособлены для
этого. В результате он не мог и близко-то подобраться к концу своего рассказа
прежде, чем накатывал прилив и смывал все ранее написанное, за исключением
тех мест, на которые он уже сам наступил лапами или которые случайно смахнул
хвостом. И все, что можно было увидеть, выглядело примерно так: (многоточие
обозначает места, которые он растоптал)
Я ОПШЕЛ СПА... КАНА ОРКОНА Я ИМЕЮ В ВИДУ ПЕЩЕРУ ДРАНКОНА ТАК КАК ОНБЫЛ
МЕРТВ И ОЖД ТАКОЙ СИЛЪ... ПРОСНУЛСЯ И ЗАК... НЕ... СНЯТЪ ССС МОЙ РУКИ О
ПРОКЛЯТЪЕ...
Всем, однако, было ясно, что характер Юстаса, после того, как он стал
драконом, значительно улучшился. Он стремился помочь. Он облетел остров
и выяснил, что он весь в горах и живут там только горные козлы и стада
диких свиней. Юстас притащил много свиных туш в качестве провизии для корабля.
Он оказался гуманным охотником, потому что мог мгновенно прикончить зверя
одним ударом своего хвоста так, что тот и не знал, да, думаю, и до сих
пор не знает, что его убили. Несколько туш он, естественно, съедал сам,
но всегда в одиночестве, так как теперь, когда он стал драконом, он предпочитал
сырую пищу и не мог вынести, чтобы все остальные видели его за грязной
трапезой. Однажды, летя медленно и устало, но с большой гордостью, он приволок
в лагерь высокую сосну, которую вырвал вместе с корнями в отдаленной долине,
чтобы можно было сделать главную мачту для корабля. А по вечерам, если
становилось прохладно, как иногда бывает после сильных дождей, он был чрезвычайно
удобен: вся компания шла к нему, рассаживалась вокруг, прижавшись спиной
к горячим бокам, таким образом, быстро согревалась и высыхала. Кроме того,
одно дуновение его пламенного дыхания разжигало самый упрямый костер. Иногда
он поднимался в воздух с несколькими избранными на спине, и они могли увидеть
проносящиеся под ними зеленые склоны, каменистые вершины, узкие долины,
похожие на трещины, и далеко за морем, на востоке, темно-синее пятно на
голубом горизонте, которое могло быть сушей.
Удовольствие, совершенно новое для него. Быть любимым и, больше того,
любить других было тем единственным, что не давало Юстасу погрузиться в
отчаяние. Быть драконом было очень печально для него. Он вздрагивал всякий
раз, когда, пролетая над горным озером, замечал собственное отражение.
Он ненавидел огромные, как у летучей мыши, крылья, острый, как зубья пилы,
гребень на спине и ужасные загнутые когти. Он почти боялся оставаться наедине
с самим собой, но в тоже время ему было стыдно находиться вместе с остальными.
По вечерам, когда его не использовали как грелку, он обычно ускользал из
лагеря и лежал на берегу, свернувшись, как змея, между лесом и водой.
В таких случаях, к большому его удивлению, самым постоянным его утешителем
был Рипичип. Благородная Мышь украдкой выползала из веселого кружка у костра
и усаживалась у драконьей головы, с подветренной стороны, чтобы на нее
не попадало его дымное дыхание. Рипичип разъяснял Юстасу, что все то, что
с ним произошло - яркий пример поворота колеса Фортуны, и что если бы они
с Юстасом находились в его доме в Нарнии (на самом деле у него была норка,
а не дом, и даже драконья голова, не говоря уже об остальном, не поместилась
бы в ней) он мог бы привести ему более сотни примеров из жизни императоров,
королей, герцогов, рыцарей, поэтов, влюбленных, звездочетов, философов
и волшебников, которые вначале благоденствовали, а потом по воле судьбы
попали в бедственное положение, и многие из которых вновь обрели все потерянное
и жили после этого долго и счастливо. И хотя, быть может, в тот момент
это не казалось таким уж утешительным, но Рипичип имел добрые намерения,
и Юстас никогда не забывал этого.
Однако, мысли всех омрачал вопрос о том, что им делать с драконом,
когда они будут готовы к отплытию. Они старались не говорить об этом, когда
Юстас находился поблизости, но несколько раз он невольно слышал обрывки
их разговоров: "Влезет ли он в длину вдоль одной стороны палубы? Нам придется
все запасы переложить на другую сторону вниз, чтобы сохранить равновесие",
- или - "Сможет ли он догонять нас по воздуху?" - или (чаще всего). - "А
чем же мы его будем кормить?".
И бедный Юстас все больше и больше ощущал, что с первого же дня, когда
он попал на борт, с ним было одно лишь сплошное мучение и что теперь он
создавал еще больше проблем. Эта мысль въедалась ему в голову точно так
же, как браслет - в переднюю лапу. Он знал, что если драть его зубами,
делается только хуже, но иногда не мог удержаться от этого, особенно в
жаркие ночи.
Однажды утром, через шесть дней после того, как они высадились на Острове
Дракона, Эдмунд проснулся очень рано. Только-только начало светать. Глядя
на восток, едва можно было различить стволы деревьев. Когда он проснулся,
ему послышался какой-то шум. Он приподнялся на одном локте и посмотрел
вокруг: тут же ему показалось, что он видит темную фигуру, движущуюся по
опушке леса со стороны моря. Первое, что ему пришло в голову, было: "А
почему мы все уверены, что на этом острове нет туземцев?" Затем он решил,
что это Каспиан: фигура была примерно такого же роста, но он знал, что
Каспиан спал рядом с ним и мог видеть, что тот даже не пошевелился во сне.
Эдмунд проверил, на месте ли его шпага, затем поднялся и отправился выяснять,
что это такое.
Он тихо подошел к опушке леса. Темная фигура все еще находилась там.
Теперь он увидел, что она слишком мала ростом для Каспиана, но слишком
велика для Люси. Незнакомец не убегал. Эдмунд вытащил шпагу и уже собрался
бросить ему вызов, когда тот тихо спросил:
- Это ты, Эдмунд?
- Да. А ты кто? - ответил он.
- Ты что, не узнаешь меня? - сказал незнакомец. - Это же я - Юстас.
- Клянусь Юпитером, - воскликнул Эдмунд, - точно. Дорогой мой...
- Тсс, - сказал Юстас и покачнулся, как будто он вот-вот упадет.
- Привет! - воскликнул Эдмунд, подхватывая его. - Что с тобой происходит?
Ты болен?
Юстас молчал так долго, что Эдмунд стал думать, не потерял ли тот сознание,
но, наконец, он произнес:
- Это было ужасно. Ты не представляешь... но теперь все в порядке.
Не могли бы мы пойти куда-нибудь и поговорить? Я не хочу пока встречаться
с остальными.
- Да, с удовольствием, куда хочешь, - сказал Эдмунд. - Мы можем пойти
и посидеть на скалах вон там. Слушай, я очень рад видеть, что ты - э -
снова выглядишь самим собой. Ты, должно быть, провел весьма неприятные
дни.
Они пошли к скалам и уселись там, глядя на залив. Небо тем временем
становилось все светлее и светлее, звезды исчезли, за исключением одной,
ярко светившейся низко над горизонтом.
- Я не буду тебе рассказывать, как я превратился в дракона, до тех
пор, пока не смогу рассказать об этом всем остальным и покончить с этим,
- начал Юстас. - Кстати, я даже не знал, что это называется драконом, пока
не услышал, когда объявился здесь тем утром, что вы все пользуетесь этим
словом. Я хочу рассказать тебе, как я перестал им быть.
- Давай, говори, - сказал Эдмунд.
- Ну, прошлой ночью я чувствовал себя еще более несчастным, чем обычно.
И этот проклятый браслет резал руку, как не знаю что...
- Теперь все в порядке?
Юстас рассмеялся, но совсем другим смехом, чем когда-либо раньше, и
легко снял браслет с руки.
- Вот, - сказал он, - и, что касается меня, пусть забирает его кто
хочет. Ну так, как я уже говорил, я бодрствовал и гадал, что же все-таки
со мной станется. И тогда - но, заметь, все это могло быть лишь сном. Я
ни в чем не уверен.
- Продолжай, - сказал Эдмунд, проявляя исключительное терпение.
- Ну, так вот, я поднял голову и увидел то, чего уж вовсе не ожидал:
ко мне приближался огромный лев. Самым странным было то, что прошлой ночью
не было луны, но там, где ступал лев, было лунное сияние. И так он подходил
все ближе и ближе. Я ужасно испугался его. Ты, конечно, можешь подумать,
что будучи драконом, я бы мог без труда пришибить любого льва. Однако это
был не такой страх. Я боялся не того, что он меня съест, я просто боялся
его самого - если ты можешь это понять. Он подошел близко ко мне и посмотрел
мне прямо в глаза. И я крепко закрыл глаза. Но от этого не было никакого
толку, потому что он приказал мне следовать за ним.
- Ты хочешь сказать, что он заговорил?
- Я не знаю. Теперь, когда ты упомянул об этом, я не думаю, что он
говорил. Но он все равно приказывал мне. И я знал, что должен делать то,
что он приказывает, поэтому я встал и последовал за ним. И он повел меня
далеко в горы. И все время вокруг льва, куда бы он не шел, было это лунное
сияние. Так, наконец, мы взошли на вершину горы, которую я никогда раньше
не видел, и там был сад - с деревьями, фруктами и всем прочим. В центре
его бил источник.
Я знал, что это источник, потому что было видно, как вода бьет ключом
и пузыри поднимаются со дна, но он был гораздо больше, чем обычный источник,
он был похож на очень большую круглую купальню со спускающимися в нее мраморными
ступенями. Вода была совершенно чистая, чище всего на свете, и мне подумалось,
что если бы я мог войти туда и окунуться, то это уменьшило бы боль в моей
лапе. Но лев сказал мне, что прежде я должен раздеться. Заметь, я не знаю,
говорил ли он что-нибудь вслух или нет.
Я только собирался ответить, что не могу раздеться, потому что на мне
нет никакой одежды, как подумал, что драконы ведь похожи на змей, а змеи
могут сбрасывать кожу. Конечно же, подумал я, именно это и имел ввиду лев.
Тогда я начал чесаться, и повсюду стала отходить чешуя. Тогда я запустил
когти глубже и, вместо чешуек, отлетавших тут и там, начала прекрасно сходить
вся моя кожа, как будто кожура банана, как это обычно бывает после болезни.
И уже через пару минут я смог выйти из нее целиком. Я видел, как она лежит
рядом. Выглядела она довольно противно, но мое ощущение было очень приятным.
Тогда я начал спускаться в купальню, чтобы окунуться.
Но как только я собрался коснуться ногой воды, я посмотрел вниз и заметил,
что мои ноги опять покрылись чешуей и стали жесткими, грубыми, морщинистыми,
совсем, как прежде. Ну, ладно, подумал я, это означает лишь то, что под
первым костюмом у меня надет другой, меньший, и что его мне тоже надо снять.
Тогда я снова царапал и драл себя когтями, и эта кожа тоже прекрасно сошла,
и я вышел из нее, оставив ее лежать рядом с первой,
и снова направился к источнику искупаться.
Ну, и снова произошло тоже самое. И я подумал, о, Господи, сколько
же еще кож я должен с себя снять? Мне очень хотелось омыть свою больную
лапу. Тогда я в третий раз стал царапать себя и снял третью кожу, также,
как и две предыдущие, и вышел из нее. Но как только я взглянул на свое
отражение в воде, так понял, что опять все было бесполезно.
Тогда лев сказал, но я не знаю, говорил ли он:
- Тебе придется позволить мне раздеть тебя.
Знаешь, я боялся его когтей, да еще как, но к этому моменту я был почти
в отчаянии. Так что я просто лег на спину, чтобы он мог это сделать.
В первый же раз он рванул так сильно, что мне показалось, что он вонзил
когти прямо мне в сердце. А затем, когда он начал стаскивать с меня кожу,
это было еще больнее, чем все, что я когда-либо пережил. Единственное,
что помогало мне переносить все это, было лишь удовольствие ощущать, как
она сходит. Ты, наверное, знаешь, если ты хоть когда-нибудь сдирал корочку
с ранки. Это больно - еще как, но так приятно видеть, что она отдирается.
- Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Эдмунд.
- Ну так вот, он запросто содрал всю эту ужасную кожу, точно так же,
как и я, когда делал это три раза, только тогда не было больно. И она осталась
лежать на траве. Только была она гораздо толще, темнее и выглядела более
бугристой, чем все предыдущие. И вот я стал гладким и мягким, как прут
без коры, и даже уменьшился в размерах. Затем лев схватил меня - это мне
не очень понравилось, потому что теперь, без кожи, мое тело стало очень
нежным, и кинул меня в воду. Она ужасающе саднила, но только в первый момент.
Потом все стало совершенно превосходно, и как только я начал плавать и
плескаться, я обнаружил, что боль в руке исчезла. И тут я понял, почему.
Я снова превратился в мальчика. Ты бы решил, что я совсем сошел с ума,
если бы я рассказал тебе, как я стал любоваться своими собственными руками.
Я знаю, что у меня нет мускулов, и что по сравнению с руками Каспиана мои
руки выглядят довольно паршиво, но я был так счастлив увидеть их снова.
Через некоторое время лев вынул меня из источника и одел...
- Одел тебя? Лапами?
- Ну, тут вот я не совсем точно помню. Но каким-то образом он одел
меня в новую одежду, которая, кстати, и сейчас на мне. А затем я вдруг
снова оказался здесь. Это-то и заставляет меня думать, что все было скорее
всего лишь сном.
- Нет. Это был не сон, - сказал Эдмунд.
- Почему нет?
- Ну, во-первых, появилась одежда. А, во-вторых, тебя, ну, так сказать,
раздраконили.
- Но что же, по-твоему, это тогда было? - спросил Юстас.
- Я думаю, что ты видел Аслана, - ответил Эдмунд.
- Аслана! - воскликнул Юстас. - С тех пор, как мы оказались на "Рассветном
Путнике", я несколько раз слышал это имя. И я чувствовал... не знаю даже,
что... я ненавидел его. Но тогда я всех ненавидел. Кстати говоря, я хотел
бы извиниться. Боюсь, что я был порядочной скотиной.
- Ладно, все в порядке, - сказал Эдмунд. - Между нами, ты был еще не
таким плохим, как я во время моего первого посещения Нарнии. Ты был просто
ослом, я же оказался предателем.
- Ну, тогда и не рассказывай мне про это, - сказал Юстас. - Но кто
этот Аслан? Ты его знаешь?
- Ну, он меня знает, - ответил Эдмунд. - Он - великий Лев, сын Императора-Над-Морем,
спасший меня и спасший Нарнию. Мы все его видели. Люси видит его чаще других.
И, может быть, мы плывем как раз в страну Аслана.
Некоторое время оба молчали. Последняя, яркая звезда исчезла с небосвода.
Горы закрывали от мальчиков восход солнца, но те знали, что оно встает,
потому что небо и залив перед ними окрасились в цвет роз. Затем какая-то
птица вроде попугая закричала в лесу позади них, из-за деревьев послышался
шум, а затем и звуки рога Каспиана. Лагерь проснулся.
Велико было ликование, когда Эдмунд и и возвращенный в прежний вид
Юстас присоединились к завтракавшей вокруг костра компании. И теперь, естественно,
все выслушали первую часть рассказа Юстаса. Люди гадали, не убил ли первый
дракон Лорда Октазиэна несколько лет тому назад, или не превратился ли
сам Октазиэн в старого дракона. Драгоценные камни, которыми Юстас набил
карманы в пещере, исчезли вместе со старой одеждой, но никто из присутствующих
не испытывал желания вернуться в эту долину за оставшимися сокровищами,
и меньше всех - сам Юстас.
Спустя несколько дней "Рассветный Путник" с новой мачтой, заново покрашенный
и нагруженный припасами, был готов к отплытию. Прежде, чем погрузиться
на корабль, Каспиан приказал вырезать на гладком утесе, глядящем на залив,
следующие слова:
ОСТРОВ ДРАКОНА
ОТКРЫТ КЭСПИЭНОМ 10,
КОРОЛЕМ НАРНИИ, И Т. Д.
В ЧЕТВЕРТЫЙ ГОД ЕГО ПРАВЛЕНИЯ.
ЗДЕСЬ, КАК МЫ ПРЕДПОЛАГАЕМ,
ЛОРД ОКТЭЗИЭН ОБРЕЛ СВОЮ СМЕРТЬ.
Было бы очень приятно сказать, что "с этого времени Юстас стал совсем
другим мальчиком". В каких-то отношениях это было действительно так. Если
быть совершенно точным, он начал становиться другим мальчиком. У него случались
рецидивы. Было еще много дней, когда он бывал весьма надоедлив. Однако
я не буду отмечать большинство этих случаев. Излечение уже началось.
Любопытной оказалась судьба браслета Лорда Октазиэна. Юстас не хотел
владеть им и предложил его Каспиану, а Каспиан предложил его Люси. Но и
она не захотела его иметь.
- Очень хорошо, тогда лови, кто хочет! - крикнул Каспиан и подбросил
его в воздух.
Он сделал это, когда все стояли и глядели на надпись на скале. Браслет
взлетел вверх, сверкая в лунном свете, зацепился и повис, как хорошо брошенное
серсо на небольшом каменном выступе. Оттуда его невозможно было снять ни
сверху, ни снизу. И там, насколько мне известно, он и останется висеть
до тех пор, пока не наступит конец света.
|
|