|
Глава 3
Традиция, традиция...
Я вошел в спальню, и меня словно магнитом притянуло к большой черной
Библии. В нашем доме эта Библия была единственной, у моих родителей никогда
не было собственных. Понятия не имею, откуда взялась эта книга, но насколько
я могу помнить, она всегда была со мною. Едва ли страницы Библии переворачивались
со времени нашего переезда в Канаду.
Я молился: "Господь, открой, как понимать произошедшее со мной сегодня".
Раскрыв Писание, я набросился на него, как голодный набрасывается на кусок
хлеба. Святой Дух начал учить меня. В то время я еще не все понимал, но
многое чудесным образом стало проясняться в Писании. Понятно, что ребята
на молитвенном служении не могли объяснить: "Об этом Библия говорит так-то
и так-то". Они не могли мне что-либо пояснить. Да никто и понятия не имел,
что произошло со мной в последние двадцать четыре часа.
И уж конечно я ни слова не сказал родителям.
Чтение я начал с Евангелий. Я вдруг обнаружил себя громко взывающим:
"Иисус, войди в мое сердце. Пожалуйста, Господь Иисус".
Строчка за строчкой я видел великий план спасения в действии. Я почувствовал
себя читающим Библию первый раз в жизни. О друг мой, она ожила! Слова были
подобны пузырькам на поверхности живой воды, и я легко пил из этого источника.
В конце концов в три или четыре часа утра я упал замертво от усталости
и заснул в таком мире и покое, каких еще никогда не испытывал.
ПРИЧАСТНОСТЬ
На следующий день я встретил в школе "фанатиков" и сказал: "Эй, я хочу,
чтобы вы взяли меня в свою церковь". Они рассказали о собраниях, которые
проходят раз в неделю, и пригласили меня на следующее, через несколько
дней.
В ближайший четверг я пришел в "катакомбы", как они называли это место.
Служение походило на утреннее молитвенное собрание в школе. Люди поклонялись
Господу, подняв руки. Но в этот раз я почувствовал свою причастность к
происходящему.
"Иегова Ире печется обо мне. Избыток Его благодати со мной".
Так они пели снова и снова. Песня понравилась мне с первого раза. А
когда я узнал, что она написана женой пастора Мерлой Ватсон, я полюбил
эту песню еще больше. Муж Мерл Мерв пас это весьма необычное стадо. "Катакомбы"
не являлись традиционной церковью. Прихожане представляли собой пеструю
толпу христиан, имевших удовольствие встречаться по четвергам в англиканской
церкви на улице Пауль Кафедрал в Нижнем Торонто. Это происходило во времена
"Движения Иисуса", когда хиппи приходили ко спасению быстрее, чем успевали
обстричь себе волосы. В те времена кресло парикмахера не пустовало, случалось,
ни минуты! Я огляделся вокруг и увидел множество детей, таких же как я.
Было на что посмотреть: они плясали и прыгали, радостно восклицая пред
Богом. С трудом верилось в боговдохновенность таких танцев, но странным
образом с этого первого необычного вечера я чувствовал свою причастность
к ним.
"Иди прямо туда"
В конце собрания Мерв Ватсон сказал: "Пусть желающие совершить публичное
покаяние выйдут. Мы помолимся вместе с вами, и вы пригласите Иисуса в свое
сердце". Я задрожал и затрясся. Пришла мысль: "Не надо туда идти, ведь
я уже спасен".
Я знал, что Господь вошел в мою жизнь в понедельник около восьми утра
в те памятные для меня несколько минут. А был уже четверг.
Вы уже, наверное, догадались, что через несколько секунд я шел вниз
по проходу настолько быстро, насколько только мог. Я не думал, зачем это
надо, но что-то внутри меня настойчиво твердило: "Иди туда". И это в разгар
наихаризматичнейшего служения, да еще в англиканской церкви! Юный добропорядочный
католик, принадлежащий греческой православной церкви, получивший приличное
религиозное воспитание у себя дома, вдруг сделал публичное исповедание
своей веры и принял Христа.
"Иисус, - сказал я, - прошу Тебя, стань Господом моей жизни". С этим
не могла сравниться никакая Святая земля.
Несравненно лучше быть там, где Иисус находится сейчас, чем там, где
Он находился раньше.
Вечером, возвращаясь домой, я почувствовал переполненность Божьим присутствием.
Мне захотелось поделиться случившимся с мамой. С отцом я говорить не хотел.
Я прошептал: "Мама, мне надо сказать тебе кое-что... Я спасен". У нее моментально
отвисла челюсть. Уставившись на меня, она строго сказала: "Спасен от чего?"
-"Поверь мне, - продолжал я, - ты все поймешь".
В пятницу утром до школы, весь день в школе, а затем и в магазине перед
моими глазами стояла одна и та же картина: я видел себя проповедующим.
Неописуемое чувство! Этот образ преследовал меня.
Я видел толпы людей и себя, аккуратно подстриженного и одетого в строгий
костюм. Моя проповедь бушевала как пламя.
В тот день я нашел своего друга Боба, обклеившего однажды все стены
в киоске отрывками текстов из Писания. Я кратко рассказал ему о случившемся
на этой неделе, в том числе и о своем видении. "Боб, - сказал я, - весь
день я никуда не мог деться от этой картины - я видел себя проповедующим
огромным толпам - на стадионах, в церквах и концертных залах". Уже начав
заикаться, я продолжал: "Эти толпы едва мог охватить глаз. Просто с ума
сойти; как ты думаешь, что это было?"
"Только одно, - ответил мне мой друг, - Бог готовит тебя к большому
служению. Полагаю, это замечательно".
ИЗГНАНИЕ
У себя дома такого одобрения я не получил. Да я и не мог до конца объяснить
то, что Господь делал в моей жизни. Так или иначе, я попал в ужасную ситуацию.
Унижение и позор
Я стал посмешищем всей семьи. Это было ужасно! Еще от отца я мог ожидать
такого отношения, но уж никак не от матери. Раньше я видел от нее куда
больше привязанности. То же можно сказать и про моих братьев и сестер.
Они стали изводить меня презрением и жестокостью, относясь ко мне как к
чужаку. "Традиция, традиция", - как пел главный герой"Скрипача на крыше"*
(*
"Скрипач на крыше" - всемирно известный мюзикл о жизни еврейской общины
на Украине в начале XX века. Прим. пер.).
Восточному человеку нарушение
традиций не прощается. Запад вряд ли когда-нибудь это поймет до конца.
Такой человек, как я, позорит всю семью и прощен быть не может. Семья сказала
мне: "Бенни, ты бесчестить наше доброе имя". Они просто умоляли меня не
пятнать их репутацию. Мой отец, когда-то занимавший пост мэра, не преминул
напомнить мне об этом. Доброе имя семьи находилось под угрозой.
Пожалуйста, поймите меня. Не только греческие православные, но и представители
других восточных добропорядочных церквей, возможно, самые консервативные
люди, когда речь заходит о личном познании Христа.
Я всего-навсего стал христианином, рожденным свыше, и это явилось позором
для них. Почему?
Видите ли, они действительно считали себя христианами и имели этому
документальное подтверждение. Их церковь самая старая. Но именно здесь
скрываются корни данной проблемы. Меня воспитывали в этом. Очень долгое
время вера являлась лишь формой ритуалов и догм, Божьему помазанию не уделялось
ни малейшего внимания. Сила ушла. В результате они и понятия не имели о
слышании Божьего голоса и водительстве Духом. Стало ясно, что, оставаясь
в родительском доме, я должен оставить все разговоры о Христе.
Но ничто не могло залить пламя моей новорожденной веры. Как пышущий
жаром уголек, я не переставал гореть.
Моя большая Библия была открыта с раннего утра. Святой Дух продолжал
открывать мне Слово. И мало того, каждый вечер, когда мне удавалось ускользнуть
из дома, я посещал молодежные или молитвенные собрания. В четверг вечером
я снова пришел в катакомбы.
Не могу забыть тот день, когда я упомянул об Иисусе в своем доме. Отец
подошел ко мне и ударил меня по щеке. Я почувствовал боль. Конечно, это
не камни с улиц Иерусалима, та боль совсем другого рода. Я чувствовал боль
за мою семью. Я любил их так сильно и всем сердцем желал их спасения. Я
сам был виноват. Отец предупреждал: "Если я еще раз услышу от тебя об Иисусе,
ты пожалеешь, что начал этот разговор". Он зло сверкнул глазами, словно
хотел выгнать меня из дома. Когда впоследствии я рассказал о Господе своей
маленькой сестре Марии, он как-то узнал об этом и воспылал гневом вновь.
Отец вообще запретил мне говорить с ней о духовном.
Визит к психиатру
Даже братья гнали меня. Они обзывали меня всеми унизительными прозвищами,
которые существуют под небесами и в преисподней. Это длилось долго. В своей
комнате я молился: "Господь, когда же это кончится? Познают ли они Тебя,
наконец?"
Дошло до того, что я не мог разговаривать ни с одним членом моей семьи.
Мне не надо было смотреть в словаре значение слова "отщепенец". Они предоставили
моей бабушке возможность прилететь из Израиля единственно с целью сообщить
мне, что я сошел с ума.
"Ты разрушишь нашу семью, - говорили они. -Разве ты не понимаешь, какой
это позор?"
Отец организовал для меня визит к психиатру. Они вправду думал о сумасшествии.
И какое же заключение сделал врач?
"Возможно, у вашего сына тяжелый период, это пройдет". Затем они решили
сменить тактику и попытались занять меня работой, которая постоянно держала
бы меня в напряжении и не оставляла времени для Иисуса.
Отец обошел всех своих друзей, говоря: "Я хочу устроить к вам на работу
своего сына Бенни".
Отец привез меня на машине в одно такое место и, не выходя из нее,
ждал меня, пока я туда ходил. Я встретил там одного из самых грубых и бездуховных
людей, каких только можно себе представить. Ясно, я не мог работать с ним.
Вернувшись, я сказал: "Этот человек никогда не станет моим начальником".
Я жалел отца в те дни: он дошел до точки. Отец сказал: "Бенни, что тебе
нужно, скажи? Я сделаю для тебя все, только, пожалуйста, оставь этого своего
Иисуса". "Папа, - ответил я, - ты можешь просить о чем угодно, но мне легче
умереть, чем оставить найденное мною". Последовала мрачная сцена: из дружелюбного
отца он тотчас превратился в саркастического чужака. Он смог предложить
мне только новый поток ругательств, впадающий в реку ненависти.
Следующие два года мы практически не общались. За обеденным столом
он на меня не смотрел. Полное отчуждение. В конце концов стало невыносимым
даже просто сидеть с ними молча во время передачи вечерних новостей. Что
мне оставалось делать? Я уходил в свою комнату... Но оглядываясь назад,
я ясно вижу, что Господь держал все в Своих руках. Я проводил с Богом сотни
и тысячи часов; всегда с открытой Библией я молился, учился, поклонялся,
я постился и питался небесной манной, столь нужной мне в эти годы.
"Я должен слушаться Господа"
Посещение церкви превратилось в сложное дело. Я так хотел ходить в
церковь, но отец всегда говорил категорическое "нет" снова и снова. Единственным
нашим общением стали споры о Господнем доме.
Для людей Востока совершенно неприемлемо непослушание родителям, но
мне исполнился уже двадцать один год, и я как сейчас помню вечер, когда
я набрался смелости и сказал отцу: "Я подчиняюсь тебе во всем, но только
не в отношении посещения церкви, здесь я должен слушаться Господа". Сказав
это, я ужаснулся: впечатление было такое, что в отца кто-то выстрелил.
Я набрался смелости и сказал: "Можно мне пойти на служение?"
Он отвечал: "Нет".
Я шел в свою комнату и начинал молиться: "Господь, пожалуйста, измени
его мысли". Я спускался вниз и снова спрашивал: "Могу я идти?"
"Нет!" - рычал в ответ отец, и я опять шел наверх. Постепенно
он начал сдаваться, все отчетливей вырисовывалось его поражение в этой
борьбе. "Катакомбы" стали арендовать другое здание для воскресных служении.
Я начал ходить туда. По вторникам и пятницам там был разбор Библии, молодежное
служение проходило в воскресенье вечером. Это целиком заполнило мою жизнь.
Два года после обращения мой духовный рост начинал двигаться со скоростью
ракеты. В конце 1973года Мерв и Мерла Ватсоны пригласили меня присоединиться
к ним в проведении поклонения и пения на сцене, но я все еще не мог выступать
публично.
Джим Пойнтер, исполненный Духом свободный методистский пастор, заметил
меня. Однажды он остановился у моего киоска поговорить на духовные темы;
именно тогда он пригласил меня поехать на служение Кэтрин Кульман в Питтсбург.
Моя встреча с Духом Святым после этого собрания превзошла все пережитые
мною ранее. Заняло несколько дней, чтобы я понял глубину откровения, которое
Бог дал мне.
Примерно в то же время я поменял работу. Мне удалось получить место
регистратора католической школы в Торонто. Уверен, они считали меня странным.
Я сидел и улыбался, стоило мне начать думать о том, что Бог делал в моей
жизни. Я не задерживался на работе ни на минуту, я бежал домой и, уже поднимаясь
по лестнице к себе, начинал разговаривать с Господом. Я говорил: "О Святой
Дух, я так рад снова встретиться с Тобой". Конечно, Он находился рядом
всегда, но моя комната представляла собой особенное, тайное место. Когда
не нужно было идти на работу, я оставался дома и целый день сокровенно
общался с Ним.
Что я делал? Я общался. Общался с Духом. Если я не шел на работу и
не уединялся в комнате, то отправлялся в церковь. Я никому не говорил о
происходившем со мной. Утром я уходил из дома, и Он покидал его вместе
со мной; я действительно чувствовал Кого-то рядом. В автобусе я ощущал
желание говорить с Ним, но не хотелось, чтобы меня принимали за сумасшедшего.
Даже на работе я шепотом разговаривал с Ним. За обеденным столом Он был
моим соседом. День за днем, приходя домой, я быстро взбегал по ступенькам,
запирал дверь и говорил: "Мы снова одни", и духовное путешествие продолжалось.
Помазание в машине
Позвольте мне пояснить одно обстоятельство: иногда я уже не ощущал
Его присутствия, ибо настолько привык к Нему, что не ощущал пронизывающего
меня"электричества", но вот окружающие это прекрасно чувствовали. Много
раз мои друзья, придя ко мне, начинали плакать от присутствия Святого Духа.
Как-то раз Джим Пойнтер подозвал меня и сказал: "Я хочу взять тебя в методистскую
церковь, где я пою, ты сможешь попеть там со мной, если хочешь". Я не был
особенным певцом, но иногда помогал Джиму. В тот вечер я вновь погрузился
в помазание Святого Духа, но неожиданно раздался звонок в дверь. Я бежал
вниз по ступеням и чувствовал, что Божье присутствие буквально бежит вниз
вместе со мной. Расположившись на переднем сидении, я захлопнул дверцу
и заметил, что Джим начал плакать. Он запел припев одной песни: "Аллилуйя,
аллилуйя",повернулся ко мне и взволнованно произнес: "Бенни, я чувствую
присутствие Духа в этой машине". Ну конечно, Святой Дух присутствовал в
этой машине! Я ответил: "Где же Ему еще быть?" Для меня это было нормально,
но Джим с трудом мог вести машину, продолжая плакать пред Господом.
Однажды мама подметала коридор в то время, как я разговаривал со Святым
Духом, и, когда я вышел, ее просто отбросило назад, что-то толкнуло ее.
Я спросил: "Мама, что с тобой?" Она недоуменно ответила: "Я не знаю". Присутствие
Господа бросило ее к двери.
Мои братья могут засвидетельствовать, что, приходя ко мне, они начинали
испытывать необычные чувства.
Наступило время, когда мне перестало нравиться просто ходить с друзьями
в церковь, веселиться. Я хотел одного: пребывать с Господом. Я часто говорил:
"Господь, я бы хотел иметь лучше это, чем все, что мир может мне предложить".
У моих друзей и знакомых были свои игры, вечеринки, футбол, а я не нуждался
в таких развлечениях.
Я говорил Господу: "Чтобы это ни было, я хочу, только чтобы это не
прекратилось". Я начал глубже понимать желание Павла, который стремился
общаться со Святым Духом.
Генри, Мэри, Сэмми и Вилли
Теперь даже члены моей семьи начали задавать вопросы. Дух Господень
настолько утвердился в нашем доме, что мои братья и сестры начали ощущать
духовный зов.
Один за другим они подходили ко мне и задавали вопросы. Они спрашивали:
"Бенни, я смотрел на тебя... Этот Иисус, Он и в правду реален?" Моя сестра
Мэри отдала свое сердце Господу, а через несколько месяцев спасся мой маленький
брат Вилли.
Все что я мог делать, это восклицать: "Аллилуйя!"Это происходило, хотя
я ничего не проповедовал им.
В это время мой отец чуть не сошел с ума. "Неужели я потеряю семью
из-за этого Иисуса?" - спрашивал он себя. Он не знал, что ему делать, как
нас удержать но без всякого сомнения наши родители уже увидели те изменения,
которые произошли во мне, моих братьях и Мэри.
После того, как я отдал свою жизнь Господу, я пережил замечательные
встречи с Ним, однако их невозможно было даже сравнить с моим ежедневным
хождением с Духом Святым. Теперь-то Господь действительно пришел ко мне.
Слава Божья наполняла мою комнату. Иногда я стоял на коленях и поклонялся
Господу по восемь, девять и даже десять часов без перерыва.
1974 год принес в мою жизнь поток силы Божьей, который никогда уже
не прекращался. Я просто говорил: "Доброе утро, Святой Дух", и все начиналось
снова. Слава Божья пребывала со мной. В апреле этого года я начал задавать
себе вопросы: "В чем же причина всего этого, Господь? Почему все это происходит
со мной?" Я знал, что Бог не устраивает вечных "духовных пикников". Поэтому
я начал молиться, и вот что Господь показал мне: я увидел человека в огне,
он был полностью охвачен пламенем и бился в конвульсиях, его тело не касалось
земли, вися в воздухе, он в мучении открывал и закрывал рот, и я вспомнил
то место в Слове, где говорится о том, что в аду будет "срежет зубов".
В этот момент я услышал голос Божий, говорящий мне: "Проповедуй Евангелие".
Я сразу же возразил Ему: "Но я не могу говорить нормально".
Через два дня Господь дал мне еще одно видение: я увидел ангела, в
руке у него была цепь, прикрепленная к огромной двери, которая, казалось,
занимает все небо. Он потянул за цепь, дверь открылась, и я у виде я людей:
огромная толпа, насколько хватало глаз, она шла к широкому ущелью, на дне
которого бушевал огонь. Это было ужасно. Я видел, как тысячи и тысячи людей
падают в этот огонь. Те, кто приближался "краю, пытались избежать падения,
но людской поток неудержимо увлекал их в пылающую пропасть. И опять Господь
заговорил со мною: "Если ты не будешь проповедовать, все они будут на твоей
совести". теперь я ясно понял цель всего происходящего - проповедь Евангелия.
Это произошло в Ошаве
Общение с Господом продолжалось, слава Божья продолжала приходить.
Присутствие Господа не покинуло меня, даже скорее наоборот, оно стало еще
сшпянее. Слово Божье обрело еще большую реальность. Молитвенная жизнь стала
сильнее. Наконец, в ноябре 1974 года, я уже не мог больше избегать этого
вопроса, я сказал Господу: "Хорошо, я буду проповедовать Евангелие, но
с одним условием! Ты должен быть со мной на каждом служении". Затем и я
напомнил Ему: "Господь, ты ведь знаешь, я заикаюсь". Я очень переживал
из-за своего недостатка. думал о том, что может случиться, если я выйду
проповедовать. Однако я никак не мог избавиться от воспоминаний о горящем
человеке и о том, как Бог сказал: "Если ты не будешь проповедовать, все
они будут на твоей совести". Я думал: "Я должен начать проповедовать",
но, может быть, достаточно просто раздавать евангелизационные брошюрки?
Так продолжалось до декабря. Однажды я сидел дома у Стэна и Ширли Филипс,
моих друзей из Ошавы, городке в тридцати километрах от Торонто.
"Хотите, я поведаю вам кое-что?" - спросил я. До этого я никогда не
рассказывал никому до конца о том, что происходило со мной, о моих переживаниях,
снах и видениях. Почти три часа я изливал свою душу, рассказывая о том,
что знали только я и Господь. Я не успел закончить, как Стэн прервал меня
и произнес: "Бенин, сегодня вечером ты должен прийти в нашу церковь и рассказать
об этом". Они были членами церкви под названием "Шайлоу", в которой было
около ста человек и которая принадлежала деноминации"Ассамблея Триединства
Божьего". Видели бы вы меня тогда! Волосы до плеч, одет совсем не для церкви,
потому что приглашение было совершенно неожиданным. Но несмотря на все
это, 7 декабря 1974 года Стэн представил меня церкви, и первый раз в жизни
я встал за кафедру проповедовать. Когда я открыл рот, чтобы сказать первое
слово, я почувствовал, как что-то коснулось моего языка и освободило его.
Я начал провозглашать Слово Божье абсолютно свободно. Удивительно, что
Бог не исцелил меня, когда я сидел в зале, Он не исцелил меня, когда я
шел на сцену. Он не исцелил меня, когда я стоял за кафедрой. Бог совершил
чудо именно в то мгновение, когда я открыл свои уста. Когда исцеление произошло,
я сказал: "Ну, наконец-то". Заикание прошло, от мучившего меня всю жизнь
дефекта речи не осталось и следа, и я ни разу не заикался с тех пор.
Мои родители не сразу заметили, что я исцелился. Во-первых, потому
что мы не слишком много общались, и, во-вторых, потому что и раньше я мог
говорить без заикания некоторое время - до тех пор, пока не начал волноваться.
Но я знал - я исцелен, и мое служение стало расти как на дрожжах. Буквально
каждый день меня приглашали проповедовать в какую-нибудь церковь или группу
верующих. Я чувствовал, что я попал в"десятку" воли Божьей.
"Теперь я умру"
Уже пять месяцев я проповедовал почти каждый день, а отец и мать ни
о чем не подозревали. Одно то, что мне так долго удавалось это скрывать,
было само по себе чудом. Мои братья знали все, но сказать отцу боялись.
Они понимали: если отец узнает, это конец для Бенни.
В апреле 1975 года в "Торонто стар", местной газете, появилось объявление
с моей фотографией. Я проповедовал в маленькой пятидесятнической церкви,
и пастор хотел привлечь больше людей.
Это сработало, Костанди и Клименция натолкнулись на это объявление.
В то воскресное утро, я, как обычно, сидел на сцене в церкви. Во время
прославления я взглянул в зал и обомлел. Мои родители вошли в церковь,
и организаторы усадили их совсем близко от сцены. Я подумал: "Ну все, теперь
я погиб". Рядом со мной сидел мой хороший друг Джим Пойнтер. Я повернулся
и громко зашептал ему: "Молись, Джим! Молись!" Он вздрогнул и побледнел,
когда я сказал ему, что пришли мои мать и отец. Тысячи мыслей вихрем проносились
в моей голове. И одна из них была: "Господь, теперь выяснится, действительно
ли я исцелен, или нет. Буду ли я заикаться сегодня, или нет". Я не мог
припомнить другого такого собрания, когда я бы так нервничал, а волнение
всегда заставляло меня заикаться. Начав проповедовать, я почувствовал,
как сила Божья течет через меня, но даже мельком взглянуть туда, где сидели
мои родители, было выше моих сил. Однако было очевидно - все мои опасения
насчет заикания были напрасными. Бог полностью и навсегда исцелил меня.
В конце собрания я начал молиться за исцеление больных. Присутствие силы
Божьей было могущественно. Не дождавшись окончания служения, мои родителя
встали и вышли.
Когда все закончилось, я сказал Джиму: "Ты должен молиться. Моя судьба
будет решена в ближайшие несколько часов. Может, мне придется ночевать
у тебя сегодня". Я все кружил и кружил по Торонто, бесцельно направляя
автомобиль куда глаза глядят. Я хотел выждать по крайней мере до двух ночи,
чтобы вернуться домой. К тому времени мои родители должны были уже спать.
Мне не хотелось их видеть. Но об этом чуть позже.
|
|